Развитие национального вопроса в марксизме нужно рассматривать как часть истории самого научного коммунизма, которая напрямую связана с этапами развития общества. Кроме того, необходимо разделить стратегические и тактические задачи.
Стратегия была создана в самом начале формирования марксистской науки, т. е. в 40-е годы XIX века, и почти не претерпела изменений до наших дней. Она заключается в следующем. Национальный вопрос — буржуазный. Забегая вперёд, сразу уточню — нация исторически и политически соответствует буржуазному строю, обслуживая интересы капиталистов. Поэтому требование единства и независимости нации — это требование установления единого национального рынка. Национальная идеология является способом покровительства национальной буржуазии в международной конкурентной борьбе и обоснованием руководящей роли класса капиталистов в жизни данного народа. А для пролетариата национальная борьба связана либо с приобретением союзника, если нация борется с пережитками феодализма, либо с врагом, когда нация противопоставляет внешние или внутренние задачи капиталистов классовой борьбе, освобождению рабочего класса.
Коммунистическая стратегия предполагает стирание тех существенных признаков наций, которые связаны с историческими и действующими эксплуататорскими классами. Она предполагает установление мирового единства и дружбы между народами, когда существенные экономические и культурные границы между нациями отмирают. Именно этот стратегический лозунг выразил Ленин в «Тезисах по национальному вопросу». И здесь уместно показать ленинский взгляд, чтобы разрушить ошибочное представление о разрыве между учением Маркса и Ленина по национальному вопросу.
«(α) Лозунг национальной культуры неверен и выражает лишь буржуазную ограниченность понимания национального вопроса. Интернациональная культура.
(β) Увековечение национального деления и проведение утонченного национализма — соединение, сближение, перемешивание наций и выражение принципов иной, интернациональной культуры».1
Современная стратегия не может измениться, потому что капиталистический строй продолжает существовать.
Понятно, что тактика коммунистов зависела от развития капиталистического строя, от смены условий классовой борьбы.
Самые первые тактические программы по национальному вопросу даны в работах Маркса и Энгельса и относятся к периоду буржуазных революций и становления капиталистической формации в Европе и Америке, то есть к начальной фазе капитализма.
В конце XIX века произошел кризис марксистской идеологии. Он связан с переходом капитализма к империалистической фазе. Кризис нашел свое отражение в подходах Бауэра, Каутского и других. Между тем, тактическая программа родилась перед первой мировой войной, и была подтверждена социалистической революцией в России. Эту тактическую программу создали Ленин и Сталин.
В свою очередь кризис данной программы стал очевиден во время Великой Отечественной войны и нашёл свое отражение в маоизме и практике Китайской, Кубинской, Северокорейской революций.
Сейчас мы находимся на третьей фазе капитализма, т. е. революции уже продемонстрировали возможное движение вперед, и многие лозунги и тактические подходы начала XX века перестали работать, так как революционное движение пролетариата заставило национальное движение выступить против рабочего класса, против государств диктатуры пролетариата. И этот факт обязывает работать над новой национальной программой.
Энгельса и Маркса обвиняют в недостаточной проработанности национального вопроса, даже в ошибке, имея ввиду программы социал-демократов и коммунистов начала XX века. Или, наоборот, Ленина и Сталина упрекают в отходе от классического марксизма в национальном вопросе, противопоставляя им взгляд Энгельса на «право наций». Это было показано в предыдущей главе.2 Оба этих упрека связаны с тем, что либо недостаточно различены стратегическое и тактическое содержание программ, либо возникает непонимание конкретной фазы капитализма и связанных с ней тактических подходов. Что, в принципе, одно и то же.
Другим, не менее важным обстоятельством, являются расхождения в терминологии. Наука не может сразу охватить весь объем своего предмета. И нельзя обвинить Энгельса в том, что в 40-е годы он не обладал исчерпывающим понятием нации, что под термином нация он понимал любые этнические группы, не видя еще их исторические различия. Отсюда различные эпитеты к разным национальным сообществам, которые он все считает нациями — большая, маленькая, устойчивая, доказавшая право на существование, энергичная, сонная, жизнеспособная, революционная, контрреволюционная и т. д.
Буржуазные революции только еще поставили на повестку дня формирование наций, то есть преодоление раздробленности, создание единых государств, торговых и экономических систем, объединяющих нацию на уровне базиса. Там, где воля к такому движению проявлялась, были налицо необходимые классы, т. е. появились буржуазия и пролетариат, а также противоречия, разрушающие феодализм были явно выражены. Однако, в чистой, не встречающей национальных препятствий форме, эта тенденция проявилась только во Франции. Да и то, если мы говорим только о европейской Франции, не обращая внимания на колонии.
Французская нация и, менее последовательно, испанская, английская, американская поглотили единым языком, хозяйством и культурой ряд народностей, образовав мощную экономическую и государственную систему, что обеспечило последовательное буржуазное развитие и преобладание над другими народами мира. Это был трудный, кровавый и в каждом частном случае несправедливый процесс, однако он обеспечил быстрый прогресс, который компенсировал частные несправедливости. Более того, этот процесс был неизбежным, обусловленным развитием города и его победой над деревней. Народности, которые не успели преодолеть феодальные деревенские формы жизни и оказались в эпицентре развития новых капиталистических наций, либо растворились в них, либо подчинились новой тенденции.
Во всех остальных случаях европейские народы проявили разную степень готовности к революции, следовательно, разный уровень развития. Причем некоторые из них снова оказались на пути развития возникающих наций — итальянской, немецкой, польской и венгерской. И в этом случае проявилась ещё одна тенденция. Во Франции и Англии национальное единство осуществила абсолютная монархия, когда короли нашли опору против раздробленных феодалов в социальных слоях городов. Капитализм созрел уже на готовой почве государственного единства. Он запоздал в Испании и России, а так же получил своеобразную окраску во всей Америке, но это пока выходит за пределы задач данной главы. Иные условия сложились у народов Центральной Европы.
В то время коммунисты еще не могли ставить задачу непосредственного взятия власти пролетариатом. Маркс писал по итогам революции 1848 -1849 года:
«Если восстает класс, в котором сосредоточиваются революционные интересы общества, то он находит непосредственно в своем собственном положении содержание и материал для своей революционной деятельности: он уничтожает врагов, принимает меры, диктуемые потребностями борьбы, а последствия его собственных действий толкают его дальше. Он не предается умозрительным изысканиям относительно своих собственных задач. Французский рабочий класс не находился в таком положении, он еще не был способен осуществить свою собственную революцию».3
Если не готов французский рабочий класс, а это, как мы теперь видим ясно осознавали Маркс и Энгельс, то тем более не готовы немцы, итальянцы и венгры, которые следом за Францией включились в буржуазную революцию. Пролетарскую революцию они увязывали с победой — буржуазной, с мировым господством промышленного капитала. Напомню, что центром революции в ту эпоху была Франция, а Германия, раздробленная на отдельные мелкие государства, отставала.
Энгельс пишет статью «Положение в Германии», в которой доказывает реакционность немецкой нации. Содержание статьи напоминает содержание его более поздних текстов про Россию. Перечислив мотивы и поступки всех сословий, Энгельс восклицает:
«Ни образования, ни средств воздействия на сознание масс, ни свободы печати, ни общественного мнения, не было даже сколько-нибудь значительной торговли с другими странами — ничего кроме подлости и себялюбия; весь народ был проникнут низким, раболепным, жалким торгашеским духом. Все прогнило, расшаталось, готово было рухнуть, и нельзя было даже надеяться на благотворную перемену, потому что нация не имела в себе силы даже для того, чтобы убрать разлагающийся труп отживших учреждений».4
Наполеоновские войны прогрессивно изменили Германию. Наполеон уменьшил раздробленность, принудительно укрупнив княжества, отменил крепостное право, блокадой Англии создал условия для развития немецкой промышленности, ввел стимулирующий буржуазное развитие кодекс Наполеона. То есть это была революционная война, революция извне. Но буквально все сословия и классы немцев восприняли эту революцию в штыки, и когда французы были разбиты в России, немцы включились в «славную освободительную войну» с большим энтузиазмом.5
И Энгельс прямо указывает на чьей он стороне — на стороне Наполеона, против немцев.
«Наполеон был в Германии представителем революции, он распространял её принципы, разрушал старое феодальное общество. Он, конечно, действовал деспотически, но даже наполовину не так деспотически, как могли бы действовать, и в самом деле действовали повсюду, где они появлялись, депутаты Конвента; наполовину не так деспотически, как имели обычай поступать те князья и дворяне, которых он пустил по миру.
<…>
«Славная освободительная война» 1813—1814 и 1815 гг., «самый славный период в истории Германии» и т.п., как ее называют, была проявлением безумия, за которое ещё долго будет краснеть каждый честный и разумный немец».6
Мы в России, в том числе советские и российские коммунисты, несколько иначе смотрим на наполеоновские войны. Из России не совсем понятен энтузиазм Энгельса по поводу французского завоевания. И связано это с тем, что война 1812 года не принесла в империю освобождения от крепостного права. Наоборот, французская армия активно препятствовала освобождению крестьян. Теперь вокруг этого факта строятся многочисленные теории, в том числе и та, что немцы были для Наполеона свои — европейцы, а русские — другая цивилизация, что Германию он освобождал, а Россию завоевывал. Думаю, что причина была банальна — логистика. Германия, Австрия и Италия — рядом с Францией, войска легко снабжать и даже отводить обратно во Францию, поэтому Наполеон, не задумываясь организовывал буржуазный переворот. Россия — далеко, ее просторы велики, и есть только одна возможность для снабжения, договор с русскими помещиками.
Об этом свидетельствует Пюнбюск, документ приведен в книге Е.В.Тарле «Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов»:
«<…> все найденные по лесам помещики, где они укрывались от армии, отсылаются в свои владения, их семейства возвращаются под прикрытием к нам, им отдают опять в управление крестьян, и таким образом задобренные пленники обещают нам, что, если они будут охраняемы от мародеров, то и мы, по возможности, будем получать от них муку, вино, скот и фураж…»7
То же в записках А.Пасторе. Бунт крестьян перешедший в «безудержный произвол» и «отсутствие средств». Наполеон лично поправил прокламацию к местному дворянству и дал поручения для подавления бунта.8 То есть мы снова видим экономическую причину — «отсутствие средств», которая побуждала французов сохранять в России феодальные порядки.
Позже в марксизме появились устойчивые представления о революционных и реакционных войнах. И советские историки не заблуждались на этот счет, понимая, что в 1812 году русские вели освободительную войну, но в 1813 — 1814 — реакционную, уничтожая революцию в Европе. Такова диалектика, которая позволяет нам сегодня понять взгляды Энгельса.
Но вернемся к «реакционным немцам». После поражения Наполеона классы по прежнему оставались инертными. Хоть какое-то движение было только среди студентов, но его быстро подавили.
«Немецкая буржуазия хотела добиться политической свободы не для того, чтобы привести общественные дела в соответствие со своими интересами, а потому, что она стыдилась своего рабского положения по сравнению с французами и англичанами. Её движение было лишено той реальной основы, которая обеспечила успех либерализма во Франции и в Англии; её интерес к вопросу был значительно более теоретическим, чем практическим; немецкая буржуазия в общем была, что называется, незаинтересованной».9
Поэтому:
«С 1834 до 1840 г. в Германии замерло всякое общественное движение. Деятели 1830 и 1834 гг. были либо в тюрьме, либо рассеяны в чужих краях, куда они спаслись бегством. Те, кто во время подъёма движения соблюдали свойственную буржуазии осторожность, продолжали бороться против растущей строгости цензуры и растущего равнодушия и безразличия буржуазии».10
Эти взгляды не изменились и в момент революции 1848 года:
«Вина за эти гнусности, совершенные с помощью Германии в других странах, падает не только на немецкие правительства, но в значительной степени и на немецкий народ. Не будь его ослепления, его рабского духа, его готовности играть роль ландскнехтов и «благодушных» палачей, служить орудием господ «божьей милостью», — не будь этого, слово «немец» не произносилось бы за границей с такой ненавистью, с таким проклятием и презрением, а порабощенные Германией народы давно достигли бы нормальных условий свободного развития».11
В этом разделе мне пришлось утомить читателей обилием цитат. Бесспорно, любой теперь может открыть собрание сочинений и прочесть все самостоятельно. Но будет ли это делать любой. Ведь легче поверить современному беллетристу и решить, что Энгельс набросился только на славян, что он немецкий националист и шовинист, и не искать более сложной правды, которая заключается в том, что коммунисты первоначально критиковали собственный народ, и что поэтому получили право говорить то же самое про другие. Но об этом мы расскажем уже в следующем разделе.
Осталось вернуться к тому, с чего мы начали эту часть. К стратегии по национальному вопросу, которая сформировалась уже в преддверии европейской буржуазной революции 1848 года. Она заключается в следующем:
«А пролетарии во всех странах имеют одни и те же интересы, одного и того же врага, им предстоит одна и та же борьба; пролетарии в массе уже в силу своей природы свободны от национальных предрассудков, и всё их духовное развитие и движение по существу гуманистично и антинационалистично. Только пролетарии способны уничтожить национальную обособленность, только пробуждающийся пролетариат может установить братство между различными нациями».12
Окончательная задача пролетарского движения и коммунизма состоит, таким образом, в уничтожении национальной обособленности. Как это решается тактически, мы будем рассматривать дальше.
Содержание :.: Дальше>>
Примечания:
1Ленин В.И. Тезисы по национальному вопросу// ПСС — М.:Политиздат, 1973 — Т23, С.322
2Нигмати Э.И. О контрреволюционный нациях 1// Большевик.ru. Электронный источник — Точка доступа: <https://bolshevick.ru/naczionalnyij-vopros-v-marksizme/o-kontrrevolyuczionnyix-nacziyax-1.html
3Маркс К. Классовая борьба во Франции// К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения — М.: Госполитиздат, 1956 — Т.7, С.16.
4Энгельс Ф. Положение в Германии// К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения — Т.2, С.561 — 562.
5Там же. — С.564.
6Там же. — С.563 — 564.
7Тарле Е.В. Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов// Электронная библиотека RuLit — Электронный источник. Точка доступа <https://www.rulit.me/books/otechestvennaya-vojna-1812-g-sbornik-dokumentov-i-materialov-read-198039-59.html
8Там же.
9Энгельс Ф. Положение в Германии — Т.2, С.577 — 578.
10Там же. — С.578.
11Энгельс Ф. Демократический характер восстания// К.Маркс, Ф.Энгельс.Сочинения — Т.5, С.161.
12Энгельс Ф. Празднество наций в Лондоне — Т.2, С.559
