Мы закончили предыдущую часть разделением труда между мужчиной и женщиной по поводу воспроизводства человеческой жизни. Это событие создало предпосылку для противоречия между двумя главными видами человеческой деятельности — между воспроизводством непосредственно человеческой жизни и производством средств для нее.
И теперь можно сказать, что эти противоположности лежат в основе производственных отношений, являются их первичными элементами, преобразование и борьба которых создает новые формы, служит ключом к развитию общества. Разумеется, эти два производства видоизменяются и входят в противоречие друг с другом под давлением производительных сил, развитие которых неизбежно происходит с того самого момента, как проявилось человеческое умение и его сознание.
Производство человеческой жизни — непосредственно жизнь, потому что речь идет не только о продолжении рода, но и о жизни конкретного человека, его связях, положении в обществе, развитии. Это в том числе необходимые действия для поддержания жизненной силы — питание, сон, отдых, интеллектуальное развитие, разговоры, чувства и т. д. И, конечно, производство, которое мы можем назвать домашним хозяйством.
Производство средств для жизни — непосредственно производительный труд, выращивание животных и растений, создание новых вещей, одежды, жилища, транспортных средств, интеллектуальных продуктов, которые составляют часть жизни и необходимы для отдыха и развития, средств производства и т. д.
Первоначально эти первичные производственные отношения составляли относительно непротиворечивое единство. Едва различимая трещина состояла в том, что отсутствовало равенство между тем, что мы сейчас называем семьей и родом. Пока эта трещина не превратилась в противоречие именно род обладал собственностью, и именно он определял необходимый труд, который при отсутствии излишков не мог еще предстать в форме меновой стоимости и не мог быть источником накопления. Трещина же заключалась в том, что брачные отношения были между мужчинами одного рода и женщинами другого. Труд мужчины, его жизнь, его усилия по сохранению жизни не принадлежали тому роду, где рождались его дети. Он отдавал все это детям своих сестер.
Пока брак был полигамным, пока труд мужчины был не самым важным — эта трещина не могла быть противоречием. Об этом мы писали в предыдущей части. Совсем по другому эти отношения стали выглядеть, когда многочисленные табу привели к парному браку. Но, конечно, не сам парный брак, а определенные перемены в производительных силах привели к возникновению новых условий для нового способа производства.
Людей стало заметно больше. И если раньше условия для воспроизводства человеческой жизни, то есть сама природа и ее дары были неограниченны для каждого отдельного племени, то теперь племена все чаще встречались. И это привело к двойному следствию. Во-первых, начали происходить спонтанные акты обмена. Например, племя возле реки или моря получало много рыбы, а племя из глубины леса — пушнину и мясо. Обмен в этом случае казался выгодным. И он в какой-то мере способствовал специализации племен, был предпосылкой общественного разделения труда. Но, во-вторых, возникал соблазн захватить условия к существованию соседнего племени. Почему бы не воспользоваться рыбой или пушниной за так? Этот соблазн приводил к войнам и способствовал военной специализации мужчин, что тоже стало предпосылкой разделения труда.
Обмен и война сами по себе еще не могли стать основой для выделения из общины касты вождей, жрецов, купцов и воинов и не могло быть окончательной причиной для разделения умственного и физического труда, так как собирательство и охота не могли быть основой для формирования излишков, на которые содержались бы эти особые группы людей, выведенные из общей системы производства племени. То есть потребовался переход к постоянному скотоводству и земледелию, чтобы это могло произойти.
Этот переход закономерно соединился с еще одним разделением труда — между скотоводами и земледельцами. Данное разделение произошло не внутри рода, не внутри племени, а между племенами. И он обозначал еще более явные контуры территориальных границ, обособление, обособление и присвоение особого, принадлежащего только этой группе людей, языка. Т.е. собственность уже явно стала частной, хотя возможно в каждом отдельном племени все еще носила общий характер. Между племенами, теперь уже обособленными не случайными природными условиями, а общественными, т. е. общественным разделением труда неизбежно усилился обмен. Он перестал быть случайным, начал превращаться в товарный. А так как и племя двигающееся со своей собственностью, стадом, и племя огородившее свою собственность — землю, теперь имели условия не только для выживания, но и для сохранения излишков производства, они стали сознательно увеличивать свои богатства для обмена. Появление товарного производства неизбежно привело к тому, что мало осознаваемая прежде стоимость приобрела форму — т. е. начала превращаться в меновую. И вещи, которые прежде только потреблялись приобрели ценность другого рода — частного богатства.
Два фактора — раздробление условий человеческой жизни и богатство — произвели не только обмен, но и войну. А война принесла не только возможность захвата чужих условий существования, но и пленных, т. е. людей полностью лишенных своих прежних условий для жизни. Первоначально их убивали, потому что каждый пленный — это дополнительный рот. Затем роды племени начали их усыновлять, потому что каждый новый пленный теперь увеличивал производительную и военную мощь племени. А этот период усыновления уже застал относительно сформированную парную семью, которая уже вела относительно самостоятельное домашнее хозяйство. Появление усыновленных взрослых членов этой семьи усиливало ее.
Я хочу подчеркнуть, что эти процессы везде шли с разной скоростью, так как условия жизни на земле не равномерные и неравнозначные. Где-то усыновленные еще заставали крепкий род и слабые парные отношения, соответственно в этом случае они относились ко всему роду, как илоты в Спарте, как государственные рабы в Риме. Я уже произнес слово рабы, хотя сам процесс превращения усыновленных в рабов занял большой промежуток времени. Но мы видим, что вопреки заявлению учебников, о чем мы говорили в первой части отношения собственности распространялись не только на средства производства и потребления, но и на человека.
Предпосылкой для таких отношений стал сам родовой строй. Если отдельный представитель рода имеет право на всю общую собственность рода, то это обозначает, что и он этому роду принадлежит. (Ср. Маркс К. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения — Т.46-1 — С.485) Усыновленные члены рода становились его собственностью, а так как они чужаки, лишенные собственных условий существования, они постепенно превращались в бесправную собственность, в рабов.
Немного другой процесс происходил в парной семье, особенно в такой, которая в труде обособилась от рода. Это происходило с семьями пастухов, которые с частью стадо уходили далеко в степь и уже воспринимали это стадо как свое. Это происходило с семьями землепашцев, где каждый отдельный участок мог находиться далеко от других и обрабатывался отдельной семьей. Это тем более происходило с семьями жрецов, вождей и воинов, которые имея уже к этому времени некоторые привилегии, предпочитая обособляться. А в конце концов со всеми, потому что процесс формирования частной собственности, процесс усиления одних и ослабления других настойчиво толкал к разрушению родовых связей и традиций. Если сказать проще. Вот сосед обособился, богат, влияет на решения рода, значит и я должен поступить также. В данном случае решение объединяло и мужчину и женщину, потому что иное решение привело бы их к потере самостоятельности, к потере условий существования, к потере независимости. Благо орудия труда в то время мог произвести каждый — это не трактор и не комбайн. Это соха и мотыга.
Труд мужчины стал более продуктивным и более важным. Прежнее уже состоявшееся разделение труда между мужчиной и женщиной по поводу производства человека определило место женщины у домашнего очага, и это занятие не оставляло ей времени на развитие. Мужчина стал главным в поле, на пастбище и в мастерской. И, конечно, он видел эту свою роль, и, конечно, он стал претендовать на скудные, а иногда большие, богатства накапливаемые в семье. Формально же все эти богатства продолжали принадлежать роду, членом которого мужчина не был, напомню, что он был членом рода своей матери.
Назрела первая общественная революция. Не думаю, что она прошла мирно, ведь каждый отдельный мужчина в борьбе за собственность должен был противостоять братьям своей жены. Но эта революция неизбежно закончилась его победой, потому что и братья были в его положении. Противоречие было снято, но мужчина неизбежно стал диктатором в своей собственной семье. Началась эра патриархата, которая окончательно доломала родовые отношения и окончательно утвердила частную собственность.
Напомню, что род часто усыновлял пленных, а формально это делала парная семья там, где она сформировалась. Как только отец стал патриархом, все члены семью стали его собственностью — то есть такой же собственностью стал усыновленный пленник. Совершенно понятно, что даже при мягком семейном рабстве усыновленный пленник не равен наследникам сыновьям.
Таким образом на основе собственности, разделения труда, стоимости и войны возникают классовые отношения и эксплуатация.
С этого момента остается последний шаг и последнее глобальное разделение труда между городом и деревней. Ремесленное производство отделяется от семьи и концентрируется в городе. Наряду с этим увеличивается объем обмена, возникают деньги, кредит, ростовщичество и т. д. И хотя до капитализма остается несколько тысяч лет, он теперь предопределен, т. е. предопределены производственные отношения современные нам — капитал, найм, финансовый капитал, корпорации, акционерные общества, текучая частная собственность, за которой почти не видно конкретного частного лица. Что обозначает, что мир совершенно готов к коммунизму.
Таким образом, есть два изначальных отношения. Это отношения по поводу производства человеческой жизни и средств для жизни. Из них исторически формируются более сложные их формы собственность, стоимость и разделение труда. Наконец, после ряда эпох производственные отношения принимают форму сложной структуры, за которой не всегда видно их изначальные базисные элементы. Одновременно, это обозначает, что производственные отношения не имеют постоянной идеальной формы, они революционно изменяются под давлением развивающихся производственных сил. Мир в котором мы живем должен революционно измениться. Его следующий способ производства — коммунизм.
1 комментарий
Прекрасная статья!