Односторонний и диалектический подход к разделению труда

Сложилось так. Многие коммунисты старшего поколения, при этом, как раз те, кто составляет современное лицо российского марксизма, т.е. пишут и выступают публично, имеют свой собственный теоретический «пунктик». Из единой и цельной теории коммунизма выхватывается какое-то одно положение и ставится во главу угла всей теории.

Это результат советского высшего образования, плоды которого эти товарищи успели вкусить. Предметы научного коммунизма, пролистанные мимоходом для экзамена и не соединенные с практикой, остались в головах старшего поколения как набор слабо увязанных терминов. Перестройка и реставрация капитализма поставили этих товарищей перед необходимостью использовать марксизм в пропаганде и обучать ему трудящихся. И прежние пробелы и предубеждения явились во всей красе. Вожди девяностых провалили свой главный практический экзамен, но по инерции продолжают влиять на коммунистическое движение, оставляя его в многопартийном, раздробленном по «пунктикам», т.е. метафизическом виде.

Но сегодня мы поговорим не о проблемах позднесоветского времени, а о конкретном случае. Марксистский кружок, т.е. уже новое поколение коммунистов три года изучал политэкономию. А темы собственность и разделение труда они проходили по лекциям товарища Дьяченко опубликованным в сети.

В этом нет ничего удивительного, потому что на поисковый запрос «собственность в марксизме», «разделение труда в марксизме» в первую очередь выдаются именно эти тексты. В такой выдаче нет ничего странного, потому что Маркс и Энгельс написали мало специальных работ о собственности и разделении труда, а если мы заглянем в советские учебники политэкономии, ну, например, в двухтомник Цаголова, то и здесь данные темы упомянуты лишь вскользь и не имеют специального раздела.ⁱ Получается, что Валентин Дьяченко, едва ли не единственный марксист, который пишет о собственности и разделении труда цельные статьи и лекции. И это был бы, наверное, ценный труд, но он оказался односторонним, тенденциозным и небрежным. Об этом я и сказал товарищам из кружка, а они попросили меня сделать более подробный разбор лекции Дьяченко о разделении труда.ⁱⁱ

Начну с небрежности, потому что для учебного и научного материала — это едва ли не самая важная претензия. Лектор или исследователь может ошибаться, быть тенденциозным, но если он грамотно выстраивает текст и точно работает с библиографией и источниками — его ошибки становятся явными, т. е. сами превращаются в хороший урок. Другими словами, научная и учебная работа должна легко проверяться, и тогда она позволит последовать за ее опытом, воспроизвести его самостоятельно и либо согласиться, либо опровергнуть автора. В данном случае мне пришлось потратить несколько лишних часов только для того, чтобы восстановить источники, которыми пользовался автор, и не думаю, что с этим справился бы начинающий коммунист, которому предназначается лекция.

По порядку. Первая цитата Маркса, примененная в лекции не описана никак. При этом тов. Дьяченко придает ей большое значение, так как выделил выписку полужирным и подчеркиванием. Не буду томить. Вот цитата: «разделение труда и обмен суть формы частной собственности». Она взята из «Экономическо-философских рукописей 1844 года».ⁱⁱⁱ Для дальнейшего разговора — это важно.

Затем в лекции приведено несколько обширных цитат из «Немецкой идеологии»,^iv при этом не указано ни издание, ни страницы. Так как «Немецкая идеология» — неизданный черновик, она в разных местах публикуется с разными переводами и с разными досочиненными издателями подзаголовками частей. Например в интернете в ходу издание 1988 года,^v структура которого отличается от структуры в академических Сочинениях. Поэтому правильней было бы пользоваться академическим собранием, особенно, если автор претендует быть лектором, пропагандистом марксизма. Наконец, когда удалось разобрать цитирование постранично, стали понятны нестыковки в разъяснениях. Например, после цитат со страниц 20, 30 — 31 Дьяченко пишет:

«В этой совместной работе основоположники коммунистической теории пришли к выводу, что общественное разделение труда обусловлено уровнем развития производительных сил общества, а, следовательно, уровнем производства жизненных средств. Они выявили зависимость уровня развития производительных сил от степени развития разделения труда. В результате они вывели…»^vi И приводит цитату со страницы 20.

Но вывод никогда не пишется перед доказательством. Значит Маркс и Энгельс в качестве вывода имели нечто иное, что лектор не стал рассматривать. Он просто взял фразу, которая ему лично важна и наделил ее значением вывода. В данном случае такую:

«Уровень развития производительных сил нации обнаруживается всего нагляднее в том, в какой степени развито у нее разделение труда. Всякая новая производительная сила, — поскольку это не просто количественное расширение известных уже до того производительных сил (например, возделывание новых земель), — влечет за собой дальнейшее развитие разделения труда».^vii

Если прочитать внимательно текст предшествующий этой фразе, то мы увидим разъяснение категории способ производства, и разделения труда внутри способа производства, как одного из элементов. Таким образом, мы видим не вывод по поводу разделения труда, а включение разделения труда в более широкую категорию, установление связи. Но так как тов. Дьяченко уже составил определенную идею по поводу сверхважности разделения труда, он на ходу наделяет полюбившуюся и удобную лично ему цитату значением вывода, ведь в таком виде она и на его читателей должна произвести особое впечатление. Оно тем более обязано возникнуть у начинающих марксистов, так как последовательность цитируемого текста не отображена. Просто накиданы фразы так, как Дьяченко захотел, в его личной последовательности. И это очередная грубая небрежность.

Выписки из первого тома «Капитала» библиографически оформлены. Но в первой части статьи лектор ссылается на отдельное издание «Капитала», а во второй на Сочинения.^viii Этот факт говорит о том, что он либо в обоих случаях, либо в одном из них приводит цитаты из вторичных источников, что для работы претендующей давать знания — исключено, принижает ее достоверность. Ведь это обозначает, что автор не потрудился изучить контексты, понять взаимосвязь цитаты и всей логики книги, из которой она выписана. И, следовательно, ничему ценному не может научить.

В цитатах из «Анти-Дюринга» указаны страницы, но не указано из какого издания «Анти-Дюринга» они выписаны. Между тем только в СССР эта книга была выпущена 69 раз. И нужно понимать, что в разных изданиях страницы разные. Так какое из 69 изданий использовал тов. Дьяченко? Я не стал гадать и по возможности привел для себя все страницы к академическим Сочинениям.^ix И снова эта работа стоила времени работы. А для кого-то она не подъемна или даже не предполагается. Что тогда? Принимать на веру? Лекция как сентенция?

Наконец, еще один источник — «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Все выписки из этой книги Энгельса без ссылок. Пришлось разыскивать их в собрании.^x

Рассмотрев небрежное оформление ссылок на источники, мы можем увидеть и сами источники. Дьяченко рассказывает о подходе марксизма к разделению труда на основании следующих работ: «Экономическо-философские рукописи 1844 года», «Немецкая идеология», «Манифест коммунистической партии», «Капитал», «Критика Готской программы», «Анти-Дюринг», «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Я выстроил этот список в хронологическом порядке, чтобы читатель мог заметить, что между первыми тремя работами и «Капиталом» существует 20-летний провал. «Манифест» написан в 1847 году, первый том «Капитала» опубликован в 1868. В этом промежутке как раз и произошло научное чудо становления марксистской политической экономии, и на этом промежутке сформирован барьер, большая разница в понимании политэкономических категорий Марксом автором «Капитала» и Марксом автором «Экономическо-философских рукописей 1844 года». Увы, лектор не попытался это увидеть. Для него Маркс и Энгельс на всех этапах развития теории одинаковы. По Дьяченко получается, что марксизм спустился к ним с духовных высот как откровение.

Мне не очень нравится манера изложения данной лекции. Огромные цитаты классиков и между ними короткие высказывания автора. В этом есть какой-то элемент давления авторитетом, навязывания и сокрытия. Например, между цитатами появляется такое высказывание самого Дьяченко:

«Вместе с тем от общественного разделения труда, опосредствованного товарно-денежными отношениями, следует отличать специализацию.

Специализация — это разделение видов полезного труда в зависимости от предмета. Не будучи, опосредствованной товарным производством и обменом, т.е. отношениями частной собственности, специализация теряет содержание общественного разделения труда».^xi

Создается впечатление, что и этот текст как-то появился из недр классической теории. Между тем, в своих основных трудах Маркс и Энгельс употребляют термин специализация не более шести раз. И только один раз в значении разделения профессий. Здесь допущен обман и не важно — запланированный или невольный. Неискушенный читатель обязательно под давлением цитат будет считать и специализацию марксистским термином, выводом классиков, но, судя по частоте употребления, он не имеет никакого отношения к научному коммунизму, и выхвачен из других областей знания, присутствует эклектично. И я понимаю при этом, что Дьяченко за специализацией пытался прикрыть собственное недоумение из-за выстроенной им системы, в которой присутствует только естественное и общественное разделение труда. Тогда как у Маркса — не так.

Вот на этом месте пора закончить критику формальной стороны и перейти к содержательной части.

Чтобы понять откуда выпрыгивает этот «чертик из табакерки» — специализация — нужно обратить внимание, каким образом тов. Дьяченко пытается классифицировать разделение труда, и каким образом он выделяет общественное разделение труда из всех остальных, ведь именно ему по существу должна быть посвящена лекция. Этого требует даже ее заголовок. Он несколько раз в цитатах почти приближается к главной мысли, но наконец запутывает все своим собственным определением общественного труда.

«Это исторически меняющееся естественное качественное различие видов полезного труда, обусловленного товарным производством и обменом, а соответственно ограничение индивидуума сферой определенной профессии, и называется в марксизме общественным разделением труда».^xii

Простите! О чем это? О естественном или общественном разделении? Ведь в другом месте лектор утверждает:

«Рассматривая роль мировой конкуренции в уничтожении естественного разделения труда и формировании мирового общественного разделения труда Маркс и Энгельс, пишут…»^xiii

А это уже полная шизофрения. С одной стороны общественное разделение труда — это «естественное качественное различие видов полезного труда», а с другой стороны — оно уничтожается. У меня сложилось впечатление, что путаница происходит между терминами естественный и стихийный.

Это происходит потому, что автор не смог понять классификацию разделения труда у Маркса. А она достаточно проста. Вот цитата, до которой Дьяченко не добрался, несмотря на обширное цитирование:

«Разделение труда внутри общества и соответственное ограничение индивидуума сферой определенной профессии имеет, как и разделение труда внутри мануфактуры, две противоположные исходные точки развития. В пределах семьи — а с дальнейшим развитием в пределах рода — естественное разделение труда возникает вследствие половых и возрастных различий, т. е. на чисто физиологической почве, и оно расширяет свою сферу с расширением общественной жизни, с ростом населения, особенно же с появлением конфликтов между различными родами и подчинением одного рода другим.

<…>

общественное разделение труда возникает посредством обмена между первоначально различными, но не зависимыми друг от друга сферами производства. Там, где исходный пункт образует физиологическое разделение труда, особые органы непосредственно связного целого разъединяются, разлагаются, — причем главный толчок этому разложению дает обмен товарами с чужими общинами, — и становятся самостоятельными, сохраняя между собой лишь ту связь, которая устанавливается между отдельными работами посредством обмена их продуктов в качестве товаров».^xiv

И отсюда мы вылавливаем три основных формы разделения труда: 1) естественная, 2) общественная, 3) мануфактурная (фабричная). Первая возникает сама собой — на основе физиологических способностей человека, географии расселения племен, исторических случайностей. Вторая — результат экономического развития и законов политэкономии, т. е. появления излишков, возникновения частной собственности и обмена, но складывается стихийно. А третья — это уже разумная плановая деятельность человека.

Плановое разделение труда встречается не только при капитализме, оно возникает при общинном способе производства. Об этом говорит структура индийской общины, подробно описанная в XIX веке. Маркс приводит это описание в «Капитале»,^xv а Дьяченко его не заметил или проигнорировал. Коммунизм и в своей древней форме базируется на плановом разделении труда. Если общественное стихийное разделение труда преодолевается, то плановое — это господство человека над обществом и природой. Оно как раз остается. И эту форму лектору пришлось назвать специализацией. Может быть потому, что к слову специализация легко приставить эпитет — широкая, и этим объяснить весь ход коммунистического строительства.

Здесь мы и находим главный пунктик тов. Дьяченко, краеугольную идею фикс, с помощью которой он отвергает СССР, Октябрьскую революцию и ленинизм. Ведь если архитектор утром не толкал тачку, значит все пропало.^xvi Хотя Энгельс тут пекся на за исчезновение профессий, а за исчезновение противоположности между умственным и физическим трудом.

«Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников!»^xvii

В другом месте он пишет уже совершенно конкретно:

«Старый способ производства должен быть, следовательно, коренным образом перевернут, и в особенности должно исчезнуть старое разделение труда». [Выделил я, Э.Н.]^xviii

Дьяченко тоже приводит это место, но он совсем не понимает или старается не заметить, что значит старое, так как отказался рассматривать марксистскую классификацию, приведенную мной выше. Здесь придется указать еще на два места из Энгельса.

«В это общество отдельных производителей, товаропроизводителей, и вклинился новый способ производства. Среди стихийно сложившегося, беспланового разделения труда, господствующего во всем обществе, он установил планомерное разделение труда, организованное на каждой отдельной фабрике».^xix

«И Фурье, и Оуэн требовали уничтожения противоположности между городом и деревней как первого и основного условия для уничтожения старого разделения труда вообще». [Выделил я, Э.Н.]^xx

Таким образом, старое — это стихийное общественное, а новое — это плановое, фабричное разделение труда. Необходимо преодолеть общественное (старое) разделение труда, а плановое — использовать таким образом, чтобы человек или мог чередовать работы, или выполнив одну браться за другую, или освободившееся от необходимого труда время использовать для творчества, спорта, общественной деятельности и т. п.

Не правильно, не по Марксу построенная система классификации разделения труда рождает следующие ошибки. Дьяченко смешивает понятия естественное и стихийное, таким образом путает естественное и общественное. Кроме того, он не различает общественное и плановое разделение труда. В конце концов это выражается в его определении, которое прямо противоположно представлениям Маркса, и вносит огромную путаницу во всю его лекцию. Если даже выкинуть из определения чуждое ему слово естественное, то еще остается, что общественное разделение труда обусловлено товарным производством и обменом.^xxi А Маркс утверждает, что «товарное производство, наоборот, не является условием существования общественного разделения труда». И приводит в пример индийскую общину и мануфактуру.^xxii И эта путаница снова возникает потому, что лектор не различает плановое разделение, вырастающее из общественного.

Но на этом путаница не заканчивается. Ведь в начале лекции есть еще утверждение раннего Маркса, что разделение труда и обмен являются формами частной собственности.^xxiii То, что у Маркса потом выросло в понимание взаимосвязи между собственностью, стоимостью и общественным разделением труда, у лектора превращается в несколько не взаимосвязанных между собой метафизических понятий, противоположность между которыми может ввергнуть в шок любого внимательного слушателя или читателя. Увы это не диалектика, а набор разных несвязанных представлений, которые тов. Дьяченко не смог переварить. И там, где ему в помощь был бы сам Маркс, у него провал в познаниях и цитатах величиной в двадцать лет, о чем я уже писал выше.

Давайте же распутаем это.

Общественное разделение труда не может быть обусловлено частной собственностью, так как оно возникает при общинном способе производства. Более того, при частной собственности в условиях рабства и феодализма мы обнаруживаем натуральное производство в сельском хозяйстве.^xxiv И, наоборот, обмен и капитализм вырастают при развитии общественного разделения труда.

Поправим теперь определение данное лектором:

«Общественное разделение труда — раздробление средств производства между многими не зависимыми друг от друга товаропроизводителями».^xxv

Оно все-таки отличается от планового:

«Мануфактурное разделение труда предполагает концентрацию средств производства в руках одного капиталиста».^xxvi

Но где взаимосвязь?

Ее нет у лектора, потому что он ошибся не только в определении общественного разделения труда, но и в определении собственности. Он говорит о ней лишь как о принадлежности кому-то имущества и как способе его присвоения.^xxvii На самом деле это только юридическая, надстроечная сторона, которая сама меняется в зависимости от базиса.^xxviii Но в базисе существует предпосылка собственности. Она выражается в следующем положении:

«Собственность обозначает, следовательно, не что иное, как отношение человека к его природным условиям производства как принадлежащим ему, как к своим собственным, как к предпосылкам, данным вместе с его собственным существованием, — отношение к ним как к природным предпосылкам его самого, образующим, так сказать, лишь его удлиненное тело». [Выделил я, Э.Н.]^xxix

Отсюда видно, что собственность изначально есть сам человек, «его удлиненное тело». Собственность обозначала принадлежность человека к какой-либо общине, а через нее владение плодами земли. И в рамках родоплеменного строя мы не видим в этом никаких предпосылок для общественного разделения труда. И, наоборот, мы видим, что для общественного разделения труда есть лишь одна предпосылка — увеличение производительности и появление излишков производства. Человек первоначально выступает как родовое существо, как индивид он начинает проявляться при развитии производительных сил, которые настойчиво требуют разделения труда уже внутри общины. Но эти процессы еще не приводят к частной собственности. Изначально это общинная частная собственность, возникшая в результате войны.

«Если вместе с землей завоевывают самого человека как органическую принадлежность земли, то его завоевывают как одно из условий производства, и таким путем возникают рабство и крепостная зависимость».^xxx

Коммунистические отношения внутри общины и частные отношения к другим племенам, вот что в конце концов становится базисом для расширения общественного разделения труда. Прежде всего, вожди, жрецы и купцы господствующего племени получают возможность для умственного труда, для жизни в городе для индивидуального развития. Это в свою очередь базируется на законе экономии рабочего времени. Если племя может освободить для умственной работы лишь маленькую часть самого себя, то оно стихийно идет на это и тем самым побеждает другие племена, создавая неравенство, создавая также неравенство между городом и деревней. И этот процесс как раз и является процессом развития общественного разделения труда.

Таким образом, видна следующая взаимосвязь. Собственность, обмен и общественное разделение труда возникают вместе с появлением излишков производства. Общественное разделение труда в своей развитой форме становится возможным лишь тогда, когда производители начинают противостоять друг другу как частные производители. Оно становится плановым тогда, когда возникает большой производственный коллектив, внутри которого нет отношений частной собственности — это крупная община или фабрика. Именно этот факт разрушает мысль товарища Дьяченко о том, что для построения коммунизма необходимо сначала разрушить общественное разделение труда. На самом деле — это сложный диалектический процесс, где трансформируются отношения собственности, а отношения обмена заменяются планом, в том числе плановым разделением труда во всем обществе. Только этот способ в конце концов экономит рабочее время настолько, что включается в действие закон перемены труда. Причем именно плановое разделение труда позволяет индивидууму решать в каких областях кроме одной он может быть полезен, как он может реализовать себя в разных нужных обществу областях.

Происходили ли эти процессы в экономике СССР? Да происходили. Но это отдельный рассказ для отдельной статьи. И я к этому вопросу постараюсь вернуться в ближайшее время.

А пока, выводы.

Собственность, обмен и общественное разделение труда — это взаимосвязанные процессы развития человечества.

Разделение труда проявляется в трех формах — естественное, общественное и плановое разделение труда.

Плановое разделение труда проявляется уже в древней общине. Оно имело укорененность в индийской деревенской общине еще в XIX веке. В некотором роде его можно воспринимать как общественное разделение труда, но последнее есть все-таки разделение между частными производителями.

«Общественное разделение труда — раздробление средств производства между многими не зависимыми друг от друга товаропроизводителями». (Маркс)

Именно такая взаимосвязь общественного разделения труда с частной собственностью делает человека рабом профессии. Крестьянин не может покинуть свой частный надел, ремесленник не может изменить свою профессию, рабочий привязан к частной фабрике, где плановое разделение труда осуществляется не им, а капиталистами. Следовательно, первый шаг к преодолению порабощающего человека разделения труда ^xxxi связан с диктатурой пролетариата и плановым производством, которое осуществляет пролетарское государство. Т.е. плановое разделение труда из задачи капиталиста превращается в задачу трудящегося, он владеет им.

Главной же задачей по преодолению собственно общественного разделения труда является уничтожение противоположности между городом и деревней и между умственным и физическим трудом. Тов. Дьяченко и в этой области написал много слов, но все они являются лишь частично правильными, односторонне правильными, т. е. метафизикой. И в ближайшее время я постараюсь рассмотреть эту сторону подробно.